Анатолий Радов - Язычник: Там ещё есть надежда [СИ]

Анатолий Радов

Язычник

Там ещё есть надежда

Пролог

Олег — новый воевода Ладоги, прозванный за хитрость и свирепость Чёрным Волком, чуть пригибаясь, чтобы не задеть верх дверного косяка, осторожно шагнул в избу. Под сапогом испуганной мышью пискнула худая половица, и воевода тут же напряжённо замер, решив для начала выслушать в тишине, есть ли кто внутри, или напрасно он пришёл сюда сам, да привёл для пущей уверенности отроков.

Про избу эту среди людей никогда не ходило однозначной молвы. Одни говорили, что срублена она была с две дюжины лет тому назад охотником Берулей, крупным, нелюдимым мужиком, мастером брать медведя с одной рогатиной[*]. Они же рассказывали, что срубил он её в лесной глуши, от людских глаз подальше, потому как водился с самим лешаком и помогал тому сторожить лес от дурных людишек, повадившихся рубить вековые деревья. Да и то правда. Каждое лето находили в глухих, тёмных чащобах хотя бы одного-двух мертвяков не из местных с заткнутыми за пояс топорами. Так оно было, или нет, неизвестно, а известно другое. Прожил Беруля в этой избе бирюком осьмину зим, да седмицу вёсен, а после неожиданно исчез. Изба долгое время простояла пустой, и не находилось смельчаков ни поселиться в ней, ни предать её огню. Всё боялись, что вернётся охотник, с этого ль свету, нагулявшись, с того ли, какая разница, всё одно страх. Те редкие из ладожских, кто знавал Берулю близко, вспоминали, как изменился его взгляд за две недели до исчезновения. Да и было то «близко» так — здравствуй-прощай, и подальше-подальше от случайно встреченного на лесной тропе великана с тяжёлым, медвежьим взглядом.

Другие же молвили, что избе этой век минул давно, и не жили люди в ней ни одного дня, потому как место-то гиблым оказалось, с самой навью тёмными нитями повязанным.

А лето назад, под конец кветеня[*], поселился в этой избе невесть откуда взявшийся ведьмак. По его ведьмачью душу и пришёл теперь воевода. Вслед за ним внутрь сруба насуплено протиснулись трое молодых парней из Ладожской младшей дружины, задевая окольчуженными плечами дверной косяк и с непривычки кривясь. Из нутра избы в их ноздри щедро ударило горько-сладким ароматом сушеных трав, а царящий, несмотря на солнечный день снаружи, полумрак, заставил сощурить глаза. Воевода тоже кривился да щурился. После улицы он словно ослеп в этом сумраке, и не выслушав, кроме скрипа половицы да звона кольчуг, больше ни одного звука, какое-то время просто неподвижно стоял, выжидая, когда же глаза хоть немного свыкнутся. Наконец, в углу избы размыто прорисовался высокий, худощавый силуэт.

— А, вона ты где, — то ли облегчёно, то ли обрадовано выдохнул воевода, накрывая ладонью яблоко рукояти. — Ну, сказывай, пошто народ баламутишь?

Силуэт едва заметно, с некой излишней вялостью шевельнулся, словно загнанный, но понимающий всю тщету необдуманных движений зверь, и остался безмолвным.

— Отвечай! — нетерпеливо гаркнул Олег.

— Я правду говорю, — через несколько секунд после окрика тяжело заговорил ведьмак, — А правда сама народ баламутит.

— Врёшь ты! В чём твоя правда? Ну? — Олег нахмурил лоб. — В том, что Русь сгинет?!

— Разве Я этого хочу? — ведьмак сделал два осторожных шага назад, прижался спиной к брёвнам и снова застыл. — Так буде.

— Не буде! — рявкнул Олег. — Ты пошто это подбиваешь народ против Владимира идти? Ану, сказывай.

— Може тогда и не сгинет.

Воевода рассмеялся. Парни подхватили, и избу наполнило громкое гортанное ржание четырёх здоровых мужей.

— Собака! — крикнул Олег, резко прервав смех свой и короткой отмашкой руки останавливая парней. — Ты что ж это говоришь на каждом углу, что там, впереди времён, Руси больше нету?!

— Нету, — словно эхо, повторил ведьмак.

— А куда ж она делась? — воевода оглянулся на дружинников. — Ты хочешь сказать, такие молодцы не сберегли державу нашу?

Молодцы тут же презрительно хмыкнули.

— Не сберегли, — ведьмак опустил глаза долу. — Тысячу лет сберечь пытались, да не сберегли. Многих ворогов в чистом поле, да в честном бою одолели. Самого Чернобога окаянного победили, да ОН не сдался. Облик другой принял, обманул. И русичи ему покорились. А Сварога и сынов его там давно забыли. Копища разрушили, а идолов, которых пожгли, которых по реке пустили.

— Говоришь, впереди времён, совсем Сварога русичи забыли?! — спросил воевода, и усмехаясь, обернулся. — Слыхали, парни? Молвит, Сварога забыли.

Парни повертели головами, нарисовав на лицах недоумение.

— Сейчас уже некоторые забывают, а там все забыли, — почти шёпотом продолжил ведьмак. — И коловрат на одёжах своих не вышивают, и Роду непослушны стали, всё одиночками живут, а посему и слабые. От Сварожичей отвернулись, неоткуда силы им черпать.

— Вздор, — выдохнул Олег. — Какой же ты вздор мелешь!

— Я всё это видел, — прошептал ведьмак.

— Не то ты увидел, — отрезал воевода, напряжённо стиснув рукоять меча.

Ведьмак бросил косой взгляд на лавку в углу избы и сжался, предощущая скорую развязку.

— Не то… — воевода резко отступил влево, освобождая путь парням. — Убейте его!

Парни, из излишнего рвения только мешая друг другу, бросились на ведьмака, но тот рванулся к лавке, поднял деревянную чару, стоявшую на ней, и выпил залпом. Когда дружинники принялись заламывать ему руки, тело ведьмака уже обмякло.

Ведьмак тяжело открыл глаза и медленно пошевелился, прислушиваясь к новым ощущениям. По его расчётам он должен был перенестись на тысячу лет вперёд, плюс-минус десять-двадцать годков. Был у трав колдовских огрех небольшой в этом. Оглядевшись, ведьмак поднял тело, несколько секунд смешно дёргал руками и ногами, словно разминаясь перед тяжёлой работой, а затем быстро подошёл к зеркалу в углу комнаты. Оценивающе рассмотрел представшее взгляду отражение.

— Хлипковато. Хм. Ну, да ладно, — проговорил он чужим языком. — Прости паря, но теперь ты будешь мною.

Натянув на себя глупые цветастые одежды, криво развешенные на стуле, ведьмак вышел из жилища, и спустившись по ступеням, оказался на улице. Здесь всё было в движении, туда-сюда сновали разноцветные коробочки, всюду светились фразы на новом русском и нерусских языках, нещадно воняло гарью. Люди, хлипкие, с больными лицами, полусогнувшись, бежали по своим делам.

— Эх, — подумал он, — Увидели бы русы да славяне, то, что я вижу, поверили бы мне. Здесь уже бесполезно говорить, сгинула Русь. Дело обделаю и обратно. Там, в прошлом, ещё есть надежда.